Homo Nonsapiens

Мне надоела суета
московских суматошных улиц,
вагонов душных маета
и вкус американских куриц.
Хочу уйти, уединиться
и на болоте поселиться,
бруснику с клюквой собирать,
о судьбах мира размышлять...

* * *

Мы были равны пред стихией,
и каждый выживал как мог:
кто когти отрастил, иные –
кто хобот вырастил, кто рог...
Один лишь предок наш ленился
и не отращивал когтей, -
в сырых пещерах он ютился,
коренья кушал и червей.

Но вот, в геноме что-то сбилось,
и, оттопырив палец вбок,
наш предок в "руки" взял дубину
и обломал бизону рог.
Включились дуги рефлекторны,
и Дарвин подключил отбор,
и вышел из пещеры горной
наш предок, на решенья скор.

Оделся он в меха и кожи,
развел огонь в норе своей,
и на мохнатой грязной роже
изобразил: "Я - всех умней!"
Он начал приручать животных,
дома построил из древес...
Всё было прочно и добротно,
но... кто-то в технику полез!

Он, колесо изобретая,
лелеял нежно мысль о том,
как на телеге восседая,
погонит он коня кнутом,
и станет Драйвером, Водилой!
Идея эта, словно гвоздь,
забитый с бешеною силой,
внедрилась в неокрепший мозг
и поселилась там навеки.
И что б ни делал он потом,
руководила человеком
идея – мира стать царём.

Телеги, брички, колесницы,
кареты царственных особ...
Мелькали обода и спицы,
кого-то завозили в гроб,
но увлечение дорогой,
"охота к перемене мест"
так охватила всех двуногих,
что, видя придорожный крест,
они крестились торопливо
и мчались дальше, кто куда.
А тех, кто говорил ворчливо,
что скорость – главная беда,
просили, чтобы не мешали,
и, нагло глядя им в глаза,
со смехом рекомендовали
к дивану сделать тормоза.

Но стало мало предкам нашим
той скорости, с которой конь
их мчал в линейных экипажах,
и человек решил огонь
коню поставить на замену.
И первым, вышедшим на сцену,
стал паровой автомобиль.
Какое это было чудо!
Он, изрыгая дым и пар,
летел со скоростью верблюда...
А чтоб не вызвал он пожар
и не наехал на прохожих,
и лошадей не испугал, -
ему был поводырь положен,
чтоб шел пред ним, флажком махал,
и полисмен, одетый стильно,
за скоростью его следил,
чтоб за предел 20-мильный
сей экипаж не выходил.

Недолго жизнь его продлилась:
смекнула чья-то голова,
что нефть, которая излилась
из недр, получше, чем дрова.
И вот её уж разогнали
на керосин, бензин, мазут,
в асфальт дороги закатали,
и зафырчали там и тут
движки сгоранья нутряного,
двухтактные и четырёх...
И с ними век начался новый,
в нем мало кто узрел подвох.

Какой комфорт, какая скорость!
бурлит конструкторская мысль.
Ни для кого уже не новость,
что люди в небо поднялись
на поршневых и реактивных...
Но сообщений негативных
поток крепчает день за днем:
"Туда ли, граждане, идем?
Не велика ль за скорость плата,
и в чем, скажите, виноваты
те, кто привык ходить пешком?"

Но нет обратного нам хода...
прощай, красавица – природа,
прозрачный воздух и вода,
которую без кипяченья
могли мы пить без опасенья
и из реки, и из пруда...
А в море – новая беда:
огромных танкеров крушенья
уничтожают населенье
морских глубин и берегов.
Стада дельфинов и китов
не знают уж, куда деваться
от браконьерских гарпунов.

Но люди, - вот что очень странно, -
похоже, им себя не жаль,
когда они так негуманны.
Хотя всеобщая печаль
о тёмном будущем планеты,
полны которой все газеты,
их, безусловно, удручает,
но никого не заставляет
решенье твердое принять
автомобиль не покупать
иль отказаться от полетов
на реактивных самолетах.

Ну, с экологией понятно:
нам грязь в природе неприятна,
но нас она не убивает, -
лишь время жизни сокращает,
и нам, по младости, плевать, -
прожить до 100, иль в 45
загнуться от какой болячки...
Зато сейчас в красивой тачке
летим с подругою вдвоём,
а если где и смерть найдем, -
то на лету, в расцвете сил!
Вся жизнь – игра! (Чтоб я так жил...).

Вот со статистикой – сложнее:
с ней не поспоришь, ей виднее.
Она-то знает наперёд,
когда и сколько нас помрёт,
и сколько женщин и мужчин,
и от каких – таких причин...
Но тешим мы себя надеждой,
что случай слеп, и если прежде
он на тебя не указал,
то есть и дальше вероятность,
чтоб роковую неприятность
счастливо ты бы избежал.
Тут важен вот какой момент:
пока летальности процент
не очень кажется высоким,
мы склонны на него плевать
и жить привычно продолжать.
Кому-то это выйдет боком,
но уж не нам – ведь мы умнее
и осторожней, и добрее.
Ведь роковую чашу зла
пока что мимо пронесла
судьба, так может быть и дальше
нам повезёт. Везло же раньше.

И лишь когда процент фатальный
до цифры вырастет реальной,
и в круге нашего общенья
возникнут жертвы катастроф, -
до нас дойдёт – мир стал суров,
и что-то в нём пора подправить.
Но нам, - чего уж там лукавить, -
тем заниматься не резон.
На то и платим мы налоги!
А нам доступно лишь немного:
не парковаться на газон
и не бросать окурки мимо.
Так и живём, неутомимо
плюя в колодец бытия,
откуда пьём, и ты, и я...

* * *

К чему всё это, где мораль?
Да в том, что нам себя лишь жаль.
Есть узкий круг людей родных, -
слегка жалеем мы и их,
но вне очерченного круга
плюём мы смело друг на друга.
Причинно-следственный поток
подхватывает наш плевок,
дробит, несёт по кругу, множит,
и вновь бросает прямо в рожу
тебе и мне, и нашим близким.
Но мы уже давно забыли
где и кому мы насолили,
И возмущаемся мы вдруг:
"Какие сволочи вокруг!"

Неисчерпаем сей сюжет:
весь наш хвалёный интеллект,
которым очень мы гордимся,
годится разве лишь на то,
чтоб вовремя сменить пальто
на куртку, радио послушав,
рубли на доллары сменять
и президента обругать,
что нам лапши навешал в уши.

Все это – разум бытовой,
но есть и интеллект другой:
ум политический, научный, -
Для нас предмет довольно скучный.
От них готовых ждем решений,
зарплат и пенсий повышений,
игрушек новых и лекарств.
Своих бесчисленных мытарств
причину видим лишь во власти,
и политические страсти
нас занимают больше, чем
любая из насущных тем.
Но если умные решенья
больших и маленьких властей
предполагают измененья
привычек наших повседневных,
мы поносить их будем гневно,
в них несуразности найдём
и им навстречу не пойдем.

Так интеллект в любом обличье
не побеждает мелкий, личный,
сиюминутный интерес.
А интересы групповые
сильны настолько, что любые
им аргументы нипочём.
И на вопрос - Куда идём?
Ответить можно однозначно:
Идём мы, люди, - кто куда,
и, уподобясь многим жвачным,
всё выедаем по пути,
не думая, что здесь идти
придется и потомкам нашим.
И если мы из этой чаши
хлебать уж начали давно,
то им останется одно –
допить её до дна – и сгинуть,
опустошенный мир покинуть,
тем самым доказав, что разум
помог накрыться медным тазом
царю природы Homo Sapi... .

Да нет, пожалуй, поспешил
тот, кто нам этот лейбл пришил.